Драма разворачивается из-за дочери мента Оли, которая к 30 годам так и не устроила свою жизнь, а папа не хочет помогать. Именно «папой» называет Оля отца, хотя бульдогоподобный Олег Геннадьевич (Виталий Хаев), отгрызающий куски колбасы прямо от батона, не вызывает ни у нее, ни у зрителя никаких нежных чувств. Это «папа», вынесенное в заголовок фильма, не про Олега Геннадьевича, конечно, это Оля разговаривает, по-детски пришепетывая, играя беззащитную девочку и героиню трагедии одновременно.

Еще один главный герой фильма – кровь. Она брызжет, течет, хлюпает, бьет фонтаном. Сложно не вспомнить тарантиновские шедевры, когда из героев вытекают, хлещут, булькают и стекают литры красной жидкости. Так же, как у Тарантино, герои «Папы» постепенно превращаются в фарш, капли крови – в реки, а отвращение зрителя если не в смех, то в усмешку точно.

Восхищение Соколова Тарантино с его абсурдизмом, гиперболой, намеренным подтруниванием над зрителем очевидно, и поначалу кажется этаким школярством – слишком уж очевидны заимствования. Но, как это часто происходит в российском кино (и в российской действительности), то, что для западного художника – гипербола, для русского – чуть ли не документальная хроника. Многие даже восприняли «Папа, сдохни» как социальное высказывание. И действительно, все ингредиенты на месте: продажные менты, мальчик-мажор, убивший и расчленивший девушку под наркотой, которого родители отмазывают от тюрьмы, бессловесная жена мента – жертва, и прочее, и прочее. Если принять эту версию, Матвей, у которого останавливается сердце на 17 минут, это и вовсе собирательный образ российской молодежи, которую пытаются убить, а она «встает с колен». Впрочем, я бы не стала проводить такие уж прямые параллели – они изрядно упрощают фильм Соколова, сводя его к очередному социальному заявлению на тему российского беспредела. Соколов же и здесь иронизирует: не только и не столько над абсурдностью происходящего вокруг, но и над социальными высказываниями по этому поводу, цепляя даже самые болезненные темы, на которые в обществе сегодня принято говорить только всерьез. Не зря же поводом для убийства становится рассказанная Олей Матвею история о том, что отец насиловал ее в детстве. Зрителю очевидно, что Оля врет и фальшивит, вся сцена буквально прошита ложным пафосом и многозначительностью, но Матвей не Станиславский, как и общество, готовое поверить любой истории, рассказанной со слезами в голосе, и наброситься на мнимого обидчика с молотком. Как будто заранее ожидая, что его фильм «прочтут» как протестное высказывание, Соколов подбрасывает зрителю еще одну ловушку: мажор, расчленивший девушку, выходит из тюрьмы в красном спортивном костюме с крупной надписью Russia. Такой же спортивный костюм появился в конце драмы Андрея Звягинцева «Нелюбовь» на главной героине, зачем-то расшифровывая метафору, которая и так красной линией проходила через всю ленту. Там Russia – это черствая, бесчувственная мать, так и не полюбившая ни своего сына, не оплакавшая его, растерянная и дурная. Здесь Russia – уверенный в своей безнаказанности рыхлый мажор с гнусной ухмылочкой, которого выпускают продажные менты. Режиссер как будто хихикает: «Ждали, что я буду драматически заламывать руки над судьбой России? Ну вот вам».

Оля, из-за которой в ее доме разворачивается кровавая драма, произносит драматический монолог о природе зла, который вроде бы должен вызывать горечь и сочувствие, а звучит как пародия и очень логично прерывается ответом отца, дожевывающего колбасу: «Ты и в детстве была тупым ребенком, и выросла – не поумнела».

Некоторые критики обвинили режиссера-дебютанта в том, что он тревожно, как ребенок, попавший в лавку сладостей, пытается натолкать в рот и карманы как можно больше конфет – использует все, что насмотрено, надумано, «налайкано», словно боясь, что больше в кино не пустят. И вроде бы да – избыточны и заимствования, и противоестественная жестокость в кадре, и социальные декларации, и нагнетаемый абсурд. Вот только ощущение абсурда от новостей из России посильнее будет. Здешняя реальность уже давно в разы абсурднее, чем самые смелые фантазии режиссера Соколова. Не верите? Тогда смотрите «Папа, сдохни» – фильм, оператор которого – сын бывшего министра экономразвития России Дмитрия Улюкаева.